Записки стратегического ракетчика
В которых автор, желая передать атмосферу, но при этом соблюсти приличия и не желая перегружать повествование многоточиями, просит читателей отделять каждое второе слово от третьего соответствующим смыслу матерным выражением.
Вот и конец всем радужным планам. Родина сказала – «надо». С нашего выпуска практически все, кроме «белобилетников», аспирантов и уже отслуживших срочную, в течение двух лет вместо имени-отчества будут отзываться на «товарищ лейтенант». Военкомат, медкомиссия, удостоверение личности офицера и алюминиевый жетон с моим личным номером в Вооружённых Силах. Это на случай, если от тебя мало что останется: можно будет опознать. Жаль, тогда не было в таком количестве американских фильмов, где красавцы-герои носят свои жетоны на цепочке на шее. Мы бы тоже носили. Не догадались, поэтому жетоны у нас служили милитаристскими брелоками для ключей.
Оказывается, ракетные стратегические не подчиняются военным округам, а делятся на ракетные армии, рассредоточенные на огромных территориях. Наш путь – в Винницкую. Винница – тихий хохлацко-западенский городок со смешными узкоколейными трамваями. В штабе армии нас быстро определили: по стопам Лермонтова – на Кавказ. Дагестан – Страна гор. Оказывается солнце в горах может быть уничтожающим, а снег – летящим горизонтально со сверхзвуковой скоростью, налипая на шинель несбиваемым слоем толщиной в ладонь…
Когда мы в общаге смотрели западные ракетные журналы о наших ракетах (своих журналов в принципе быть не могло), то думали, что эта техника – уже в музеях. Ан нет, вот она, милая, 8К65У, по натовской классификации «Соваж» («Дикарь») – стоит в шахте и неплохо себя чувствует. По сравнению с тем, что мы учили на военной кафедре – каменный век. Впрочем, и мирный «кукурузник» По-2 в войну стал грозным ночным бомбардировщиком. Заправляется наша «дикарка» перед стартом. Кстати, я – начальник расчёта заправки, отвечаю за систему окислителя. «Чёрная кость» в среде ракетчиков. Мои до того идеальные зубы утрачены в парах окислителя навсегда. Зато у заправщиков отпуск длинный, а у электронщиков количество дней отпуска зависит от числа «надежуренных» суток. Я в отпуске за почти два месяца забыл, что в армии служу. Ещё одно преимущество нашего «раритета» — ракета нацеливается поворотом вокруг продольной оси. По обрезу шахты – шкала румбовых градусов, и углядев, куда направлена первая плоскость стабилизации, можно понять направление боевого курса. Похоже, «пасём» Китай.
Всё-таки оружие есть оружие. Когда наша красавица стоит в шахте, грозно упираясь в закрытую «крышу», невольный холодок уважения пронизывает тело. Увы, скоро мы узнаем другое значение слова «крыша», а две мегатонны, пока мирно дремлющие в головной части, вполне способны превратить в радиоактивные руины какой-нибудь Шанхай.
Команда «К бою!» означает начало выполнения боевой задачи. Со всеми вытекающими. Скоро мы перестали улыбаться, услышав: «К бою! Перегрузить ракету на установщик!».
«Для выполнения боевой задачи особой государственной важности по защите нашей Родины – Союза Советских Социалистических Республик, поддержания ракетного и специального вооружения, средств боевого управления и связи в боевой готовности постоянной к проведению пусков ракет всеми боеготовыми пусковыми установками по запланированным объектам, в заданное время и с заданной эффективностью поражения целей приказываю: пятой дежурной смене на боевое дежурство заступить!». Почему до сих пор помню наизусть? А столько раз это слышал… В конце службы подсчитал пометки, которые ставил на внутренней стороне офицерской фуражки – за два года ровно 250 суток провёл на этом самом боевом дежурстве.
Когда горный ветер срывает с головы фуражку, она не падает плашмя, а катится, как колесо, на ребре – так хорошо сбалансирована. Кстати, военная фуражка, её козырёк, может служить оружием в рукопашном бою. Правда, видел это только теоретически, на картинках в соответствующем наставлении.
Армейский юмор славится не особой тонкостью или особой тупостью – нет. Главное в нём то, что всё смешное делается абсолютно серьёзно. Четверг – день химической защиты. Все ходят с противогазами. За командира дивизиона – начштаба капитан З. На утреннем разводе командует: «Газы! К торжественному маршу, поротно…»
И около четырёхсот «слоников» идут мимо него, делая «равнение направо». Наблюдал со стороны, из боевой зоны. Запомнил навсегда. Хорошо, что враг не знал: дивизион в этот день был небоеготов – все рассказывали, как под противогазами показывали языки капитану З.
Про нас нельзя сказать «вступили в бой». Скорее – «боевая работа». Кресла на оси, мерцание пультов, захлёбывающаяся скороговорка в наушниках: «Первый я четвёртый уровни заправки в шахте пять установлены горючее основной тридцать шесть дробь пять контрольный тридцать семь дробь восемь ПУЗ СКУ к заправке готовы внимание включаю насос окислителя»
Неужели я когда-то умел всё это произносить на одном дыхании? Но самое нервозное – находиться при заправке в оголовке шахты. Это чудовище – окислитель – с жутким рокотом надвигается по нержавеющим трубам и страшно «ухает» в тридцатиметровый стояк шахты. Кажется – рушится мир.
Сколько ужасов об этом окислителе мы рассказывали друг другу в КАИ! На деле – «приятная» бурая жидкость. Зубы разъедает, тошноту вызывает, а пролитая на руку – не течёт, а мгновенно впитывается, сжигая мясо до костей. Полтора месяца лечения, повязки, багровый шрам. Ношу его и сейчас, как боевой орден.
После отпуска обнаруживаю, что ракеты развёрнуты на 180 градусов. Выходит, «грозить мы будем шведу». Удивил начальник политотдела. На партсобрании сказал: «Вы должны выполнить задачу любой ценой и не думать, сколько в том городе, куда мы нацелены, погибнет детей, женщин и даже коммунистов». Пока не напомнил, таких мыслей у меня не возникало. А кнопочку нажать хотелось. Кстати, она вовсе не красная, а чёрная, обыкновенная, безо всякой сакральной мистики. Хотя говорят, что офицеры, нажимавшие такую кнопку, пусть в учебном, но реальном пуске – бывало, получали сердечный приступ. Такую мощь приводишь в движение одним пальцем!
Наверное, ракетные стратегические – единственные войска, где навсегда усваивешь истину_ противогаз – это не ерунда, мешающая бегать и работать, а единственный шанс выжить. На каждого приходилось по четыре противогаза, разных типов, для разных ситуаций службы.
Огромность Земли постигаешь на ночном дежурстве на командном пункте. Табло показывает пролёт американских спутников, зачем-то сообщают, в какой порт перешёл американский вертолётоносец «Иводзима», принимаешь и записываешь кодовые команды. Они носят очень красивые поэтичные названия. Военные – вообще очень большие лирики. Но команды эти я вам не назову даже сегодня. Боевой Устав Ракетных Войск – совершенно секретная книга.
За пультом предствляешь всю свою огромную страну, лица родных и знакомых. И очень приятно, что какой-нибудь Сэм в Айове боится меня, как огня…
Во времена моей службы вовсю разворачивался Афган. Солдаты серьёзно писали рапорта с просьбой отправить их туда. Нам говорили, что советские войска только перевозят крупу и солярку в дальние кишлаки, а воюет афганская армия. Гробы с погибшими солдатами сопровождали телеграммами в военкоматы: «Причина смерти – поражение электрическим током». Правду мы узнали позднее. Зато о введении в Польше генералом Ярузельским военного положения, ракетчикам сообщили за шесть часов до официального сообщения ТАСС. Мы были готовы к тому, что произошло в 1968 при вводе наших войск в Чехословакию. Тогда РВСН были приведены в повышенную боевую готовность. В случае с Польшей – обошлось…
А до прихода к власти плешивого предателя с дьявольской метой на лбу оставалось три года…
Старые офицеры ( а я застал майоров, которые лейтенантами участвовали в «Карибском кризисе» на Кубе) рассказывали, что в те времена РВСН были супервойсками. Туда призывали только окончивших техникум славян, финно-угров, татар. Прибалты и азиаты – исключались. В наши времена — «всё смешалось в доме»…
Узбек рядовой Тураев очень долго (и успешно) косил под туповатого «чурку», с трудом понимавшего русский язык. Когда он стал «дедом», выяснилось, что до армии он закончил два курса университета и языком Пушкина и Достоевского владеет получше нас с вами.
Был в моём расчёте и ещё один узбек. Этот точно по-русски – «ни бельмес». Да и откуда? Старшина групп пуска однажды мне сказал: «Товарищ лейтенант, посмеяться хотите?» И предъявил военный билет этого рядового, где в графе «место рождения» было записано: город Гюльджа, Китайская Народная Республика. Граница в тех местах была достаточно условная и местные узбеки кочевали туда-сюда в зависимости от экономической ситуации. Вот так и его угораздило родиться в стране, на которую были нацелены наши ракеты. Причём назначен он был не в роту охраны, а в мой боевой расчёт. Может, с таких вещей и начиналась «катастройка»?
Наш полк располагался в дагестанских горах. Над расположением дивизиона нависала плоская скала, на которой в незапамятные времена кто-то, в порядке «дембельского аккорда» (по легенде – солдат стройбата, сооружавшего наш «объект») изобразил портрет Ленина и надпись: «Вперёд, к победе коммунизма!». Здесь двадцать три буквы (по числу месяцев службы) и восклицательный знак – дембель! Вот такой был солдатский «календарь». За многие годы скала поросла мхом, кустарниками, поэтому Ленин и надпись казались существовавшими там с сотворения мира. Гораздо позже, уже в интернете я встречал вопросы служивших у нас типа: «Мужики, а надпись на скале цела»? А куда она денется? До сих пор там, хоть полка уже нет (сняли с БД сразу после моего дембеля). Съездил бы посмотреть, но это – в Карабудахкентском районе Дагестана, где сейчас особенно активны боевики и часто обстреливают и минируют колонны внутренних войск.
Лермонтов любил Кавказ. Для равнинного жителя грандиозность гор – ошемляющее впечатление. Какое-то «поле» могучего спокойствия излучают они. Солнце садится быстрее обычного, погода меняется неожиданно, а сквозь облако идёшь, как через туман. Здесь другие краски – карминовые пашни, голубые буйволы, синие оттенки гор. Здесь принимают в веру импрессионистов. Здесь звёзды – большие и разноцветные, как лампы на ракетном пульте. Здесь другие, обманчивые, расстояния – идти до склона ближайшей горы можно целый день. Вот поэтому горнострелковые части – это особый вид войск. Не просто альпинисты – тут даже прицел надо выставлять иначе. Но у нас – другое оружие… Правда, высокогорной частью мы не считались по высоте над уровнем моря (там – другие пайки и льготы). Но вот опять же бывалые рассказывали, что на Севере был полк, в котором два дивизиона находились южнее, а один – севернее Полярного круга. В этом дивизионе год шёл за два. Какая конкуренция была у офицеров!
Времена меняются. Теперь голову настоящего джигита вместо папахи украшает фуражка – «аэродром», а неотъемлемая часть городского пейзажа – фуражечные мастерские, делающие свой бизнес с завидной коньюнктурой.
Чабан тоже не тот. У него есть традиционный посох и кавказские овчарки, но он не в бурке и папахе, а в плащ-накидке и тирольской шляпе. Один управляется с громадной отарой тупых овец. Потому что его овчарки (здесь их называют «кутанские» от слова «кутан» — база для овец и чабанов в горах далеко от селений) сгоняют овец в отару, а впереди отары гордо, шеренгой, идут три – четыре горных козла с огромными рогами. Овцы тупо идут за ними. На остановке козлы любят гордо стоять на краю обрыва, как изображено на всех кавказских сувенирах.
Потом я понял, что так же устроено наше общество: «чабан», «овчарки», «овцы». Есть ещё «волки», но «овчарки» от них защищают «овец». Благодарные «овцы» не любят «овчарок», обзывают их «ментами погаными», «нащальниками», но послушно идут за «козлами». Они же «овцы» – «их должно резать или стричь». Самое смешное, что современные «овцы», особенно молодые, тщетно пыжатся казаться «волками». Уписаться можно…
В офицерской гостинице висит сетевой приёмник – динамик. На нём приклеена бирка:
«Утверждаю»
Зам. Командира дивизиона (Фамилия)
ОБЬ – динамик – 302
Цена – 5 рублей
Введён в эксплуатацию 8 августа 1978 года
Срок эксплуатации – 5 лет.
Другой символ Кавказа – орёл. Сильный ветер. Над скалой недвижно в воздухе застыла «эскадрилья» орлов. Они не суетливы, не делают ни одного взмаха крыльями, просто «стоят» в потоке. Затем строятся в круг и так же солидно, без вороньей суеты, словно рейсовые самолёты, строго по одному приземляются в одно и то же место.
Этого ветра ждали орлы
Пусть будет буря – сразимся с нею
Пять смельчаков над вершиной скалы
Застыли в потоке. Они – сильнее.
Начинаем понимать службу. Главное – ИБД – имитация бурной деятельности. Можешь открыть тетрадь или инструкцию – и спать над ней, можешь с озабоченным видом ровнять кровати, переходить или переносить папку с бумагами. Главное – не стой, и тем более не сиди. Как увидишь начальство – сразу что-нибудь «делай». Всегда имей в запасе ответ на вопрос: куда передвигаетесь. Если уж спать, то надёжно закрывшись в гостинице. Но тихо. Мы однажды так сидели в комнате. Чтобы не «нарваться на грубость», придумали пароль из фильма: «Жизнь прекрасна». Вот лейтенант Миназов из коридора этот пароль и пропел. В соседней комнате это услышал майор Калинин (говнистый мужичок был), ворвался к нам и возопи: «А ну на…, в казарму, …, к личному составу, …, чтоб жизнь не была такой прекрасной!».
Держись от начальства подальше. Я вот так же раз выхожу из гостиницы – а перед входом командир дивизиона построил офицеров и что-то вещает. Я – на боевом дежурстве, законно иду на завтрак, потом строю расчёт и веду на объект. Но я же знаю, если сейчас выйду из гостиницы – докопается. Вернулся на второй этаж и спустился по пожарной лестнице.
Кстати, «бывать с личным составом» — вещь полезная. Мы всё равно на боевом дежурстве – домой не уезжаем. Поэтому всегда по пути, или на ночь – зайдёшь в казарму. Потому у нас не могло быть ночных скотских издевательств над «молодыми». Дедовщина была, но – умеренная, в пределах…
Вот как-то ночью прошёл по казарме, а мне ефрейтор Самошин и говорит: «Товарищ лейтенант, да не относитесь к службе так ответственно. Если мне надо будет в Аданак – я всё равно уйду». Аданак – это было селение рядом с нами, за горой. Там был магазин и водка. Я в этом селении никогда не был, а солдатики – бегали. Однажды стоим на КПП боевой зоны, туман. Вижу, в автопарке из тумана выходят три солдата и в лючок заправочной цистерны прячут сумку. Прошли КПП, прибыли на объект. Звоню дежурному по автопарку: «Пройди к цистерне, с правой стороны задний лючок открой – тебя ждёт приятный сюрприз». Обломилось служивым…
Армия – это огромный клуб «почемучек». Восемьдесят процентов вопросов начинаются со слова «почему». «Я вас, товарищ лейтенант не спрашиваю, почему вы вовремя не провели месячный регламент, я вас спрашиваю – ПОЧЕМУ вы не провели месячный регламент». По формуле «каков вопрос – таков ответ» лучше было бы ответить: «По кочану». Но в армии это почему-то не принято. А почему?
На заре существования нашего 480-го Дрезденского ракетного полка из-за сверхсекретности в нём была специальная маскировочная рота. Её задача – изображать, что мы – обычный артиллерийский полк. Тем более – форма у нас тогда была артиллерийская. В Майкопском полку носили авиационную. Привилегия «бога войны» — бархатные околыши фуражек и петлицы. Так вот, эта рота имела несколько грузовиков, пушек и «катюш», которые периодически проезжали по городу «на учения». Однажды пушка от грузовика оторвалась. Ракетчики вышли и стали кумекать, как её обратно прицепить. Помог прохожий. На его удивлённый вопрос: кто вы такие, служивые, служивые ответили: «Артиллеристы мы…».
Кстати, о секретности. «Моя» шахта номер пять – первая в РВСН, из которой осуществлялись учебно-боевые пуски из боевого полка (первый – в 1968, на учениях «Гром», второй – в 1971 – я ещё в школе учился). На защитном устройстве шахты было нарисовано две звезды с датами. Тренировались ракетчики обычно на полигонах – Байконуре и Капустином Яре. Вообще наша 35-я ракетная дивизия (от Майкопа до Махачкалы) этим делом, пусками с боевых позиций, отличалась. И залповые пуски были (первый дивизион нашего полка (я служил во втором) однажды «отстрелял» все три ракеты разом). Сейчас дивизия дежурит на Алтае, с «Тополями», но демонтированные шахты Орджоникидзевского полка у селения Бамут чеченцы использовали как неприступную опорную базу уже в нынешние времена. Рассказывали (это в 1971-м году было), что когда готовился этот суперсекретный пуск, всех офицеров перевели на казарменное положение, соблюдался страшный режим молчания. Но часа за три до назначенного времени на склоны окрестных гор стали на «Жигулях» прибывать жители Махачкалы с семьями и дастарханами. Не пропускать же такое редкое зрелище. В России – всё секрет, и ничто – не тайна…
«Жигули» в те времена приобретались горцами таким образом. Старейшина собирал весь клан и объявлял: «Через год Магомедик заканчивает школу, нужно покупать «Жигули» (тогда – 5-7 тысяч рублей)». Родственники скидывались и клали на сберкнижку некоторую сумму, с расчётом, чтобы через год проценты (а в СССР в сберкассах он был железно — 2 % годовых) как раз составили искомые пять тысяч. Ну а приобрести через «своих» машину в обход официальной очереди было делом техники. Либо родители заранее в такую очередь в профкоме записывались. Сурово обходилась Советская власть с жителями национальных окраин.
Просил упомянуть для будущих мемуаров лейтенант Виктор Иванович Наумов – тоже «двухгадючник», но из Днепропетровского университета. У него тогда подозревали анацидный гастрит, потом болел желтухой. Но знаменит, разумеется, более славными делами. На кавказской жаре подцепить как минимум понос – плёвое дело. У всех солдат были фляжки с чаем и мы строжайше гоняли их за попытки пить сырую воду. Человек, лишённый алкоголя, падок на сладкое. И солдат срочной службы от пятилетнего ребёнка отличается только размерами полового члена. Поэтому они покупали и банками употребляли сгущёное молоко. А потом очень хотели пить. Солевой налёт на спинах был у всех. На летний период из откомандированных солдат формировался постоянный кухонный наряд. Во избежание эпидемий и лишних контактов они отселялись в отдельную удалённую казарму.
Не могу не упомянуть своего учителя в заправочном оборудовании капитана Олега Максимовича Новацкого. Он, казалось, родился вместе с дивизионом, знал каждую гайку. Был из породы «старых капитанов», то есть закончивших средние военные училища, со значком ВУ («вроде учился»). Большие звёзды им «не светили». Правда, потом им всё-таки стали давать майоров. А наше поколение – последнее, у которого записано звание «лейтенант-инженер». Потом все стали инженерами и приставку убрали. Лейтенант-инженерам полагались на парадный мундир не золотые, а серебряные погоны. Правда, при нас их уже отменили. Новацкий мне рекомендацию в партию дал. Кто не жил в СССР – не поймёт…
Так вот, капитан Новацкий научил нас главной ракетной мудрости: «Пока механизм работает – не лезь в него, и не разбирай». Когда мы возражали, что по графику полугодового регламента этот редуктор необходимо вскрыть и перебрать, Новацкий укоризненно смотрел на нас и говорил: «А вы знаете, что в сумасшедшем доме валенок ебут? Этот редуктор работал, когда вы в детский сад ходили. И с тех пор его никто никогда не трогал».
Уже в эпоху Интернета узнал ещё одну шутку (в армии её не слышал): где в сказке про Буратино говорится о стратегических ракетных войсках?
Ответ: «Прошёл день, наступила ночь и в стране дураков закипела работа».
Самое трудное для солдата – прослужить первые полгода. Но и у офицеров есть своя «дедовщина». Командование (не просто старшие офицеры, а именно облечённые должностями) – первые полгода всячески унижают, орут и третируют молодых лейтенантов (неважно, кадровые они или «двухгадючники»). Ты всегда плохой и виноватый. Выполнив ритуал «чтоб знали своё место и служба мёдом не казалась», отстают. Тем более, скоро придут новые лейтенанты. А просто старшие офицеры, не «облечённые», относились к нам по-отечески, мудро и всегда помогали. В дивизии главным инженером по ракетному вооружению был полковник Клименко. Когда-то он тоже закончил КАИ, но остался в войсках и дослужился. Нежно он нас не любил, но, приезжая на проверки, лейтенантов- «двухгадючников» особо не дрючил – считал: что с убогих возьмёшь? А кадровых – гонял. Помню, как старший лейтенант Локота, узнав, что к нему в дизельную идёт Клименко, быстро отвинтил «ромбик» военного училища и спрятал в карман.
30 мая 1980 года я впервые заступил на боевое дежурство. Почему нас называют «ракетный щит Родины»? Это, скорее, к ПВО относится. А мы – «дубина Кремля». Но всё-таки служба состоит из повседневных мелочей, половина из которых – затем, чтобы «лейтенант был загружен». Первый же регламент делает из вас Плюшкина. Вас радуют найденные или украденные у других расчётов гайки, заглушки, ключи, кусочки проволоки и баночки смазки. Всё это «ныкается» в секретные места и непременно пригодится в будущем.
Однажды нас построили и зачитали приказ Главкома РВСН. Сообщалось, что в одном из штатов США при проведении регламентных работ в шахте с ракетой «Титан» произошёл взрыв ракеты. Головная часть пробила «крышу» и была обнаружена в лесу в пяти милях от шахты. Причиной взрыва оказалось вопиющее нарушение: один из офицеров (чуть ли не фамилия называлась) не привязал гаечный ключ к руке. Ключ выпал, и, ударившись о стенку шахты, отскочил и пробил топливный бак заправленной ракеты. Постановляющая часть: если, бля, хоть кто-то попробует у нас не привязывать ключи к руке, оторвём яйца и так далее.
Выводы для себя:
- Классно работает наша разведка
- Головная часть – крепкая штука: пробила «крышу» и хоть бы что
- Раздолбаи есть и в Америке
- То, что ключи ракетчики привязывают к руке, я ещё в детстве читал
Для меня эта операция заключалась в том, что раз в месяц на регламенте открывалась двухсоттонная «крышка» шахты. При этом автоматически отстыковывался дренажный рукав. После закрытия защитного устройства я спускался на первый уровень (в шахте этажи считаются «наоборот») и пристыковывал рукав, откручивая фиксирующую гайку. При этом заранее демонстрировал командиру группы пуска, что ключ у меня привязан к руке. Мы же не американцы. Всё это происходило «в обнимку» с головной частью, таящей в себе мощь двух миллионов тонн условного тротила. Дозиметр ничего не показывал. Термоядерные головные части для своих ракетчиков безопасны. Тем более, мы к ним отношения не имели: боевые заряды обслуживали «головастики» — отдельная войсковая часть, которая называлась очень мирно – ремонтно-техническая база (РТБ).
Вообще при работе с аппаратурой ракеты полагалось снимать часы, погоны, обручальные кольца, убирать мелочь из карманов. Я, правда, в электронику не лазил, но ношение обручальных колец офицерами политотдел не поощрял. А я как раз имел «бзиг» — как мне супруга его в загсе на палец надела – так я его двадцать лет и не снимал. В армии в случае необходимости бинтовал палец, чтоб кольцо не видели. Потом, когда растолстел, оно уже и не снималось. Пришлось распиливаать. А однажды, на партсобрании командир полка подполковник Иван Мефодьевич Васик увидел у меня на руке багровый шрам от ожога окислителем. Из президиума взглядом спрашивает меня: здесь, что ли «заработал»? Я кивнул. Покачал головой – ну вы даёте. А ожог получил по дури. Проверял уровень жидкости в разделительных бачках. Нужно было ключом отпускать специальную гайку с отверстиями – что из них потечёт – фтористая жидкость или окислитель. Делать это надо в противогазе и резиновых перчатках. Но я же осторжненько. Четыре гайки открутил аккуратно – порядок. Из пятой как раз и брызнуло. Далее – действия по инструкции и два месяца лечения и перевязок.