Шведский стол. Жреческий салат
Педагогика ближе к политике, чем к менеджменту. В ней тоже не платят управляемым, а привлекают их на свою сторону. Огромная роль харизмы. И «подбирать кадры» нельзя. Работаешь с теми, что есть… Только вот политика — дело грязное.
* * *
Все проходит. Пройдет и это. Вместе с жизнью…
* * *
Депутаты хотят повиниться,
Ты им, Боже, дозволь говорить:
«Мы не ведаем, что творится,
Мы пытаемся что-то творить…»
* * *
«Не пытайтесь устранить зло, лежащее за пределами вашей досягаемости, иначе и зло не устраните, и авторитет потеряете»
—Теодор Рузвельт, президент США, двоюродный дядя другого президента Рузвельта, Франклина Делано.
А вопрос тут — в установлении этих пределов…
* * *
Плакат, едри его, на сцене:
«Даёшь, мать-перемать, реформы!»
И хочется, к едрене фене,
А не сорвёшь, японы корни!
* * *
Сам видел, на стене в коридоре КАИ желтым маркером было начертано: «Ни один лоб не шире зада».
* * *
Девушка была похожа на стеклянную банку: мало того, что пустая, так это было сразу заметно.
* * *
—В конце концов, любое правительство временное. А нам здесь жить.
—Вы, господа, умеете выживать… Жить вы не умеете.
* * *
Власть похожа на квартирного воришку. Квартиру ограбил, а дверь захлопнулась. Выйти не может, в окно прыгать высоко, кричать нельзя. И самое страшное, что скоро придут хозяева…
* * *
«Причины переживаемого нами страшного голода и вообще периодически возникающих у нас кризисов, равно расстройства сельского хозяйства, этой силы и богатства России, заключаются в дроблении русского образованного общества, допускающего у себя систематическую пропаганду односторонних, ложных или превратных экономических и философских учений, порождающих смуту в умах и жизни»
—Трубников, российский экономист, 1891 год
* * *
Чемпионы пробегают стометровку менее, чем за десять секунд. А ведь это — всего лишь длина двух рулонов туалетной бумаги. И куда мы торопимся?
* * *
Из промозглой сырости поэт
Словно в гавань — прыгнул в свои тапки
Виноваты ль мы, что наш скелет
Тяготеет к жанру эпитафий:
«Сопротивлялся, безнадежно воя: «О, прекратите вывод из запоя!»
«Я записал себе в актив: использовал презерватив»
«В таком занятье мало толку. Но я умею: выть на Волгу»
«А я приду под утро пьяным. И не проснусь…
Каким-то гребаным рыдваном ты мчишься, Русь»
«А я опять о своем, о девичьем: моя страна лежит на Новодевичьем»
* * *
«Скажите им, что собираетесь сказать. Затем скажите им то, что собирались сказать. И, наконец, скажите им, что именно вы им сказали»
—Пол Уайт, бывший президент CBS.
* * *
Думаю, что это нужно повторить для современной молодёжи. Был такой профессор Казанского императорского университета, филолог Нигмат Мисаилович Ибрагимов. Он написал песню (татарин — по-русски), которую все считают народной: «Во поле березонька стояла». Он в 1815 году сочинил строфу: «С милым рай и в шалаше…»
Евгений Евтушенко про это написал:
К сожалению мало известно,
Но достоин тот факт пьедестала —
Что татарином создана песня:
«Во поле березонька стояла»
И за это, мой названный брат,
Честь тебе, Ибрагимов Нигмат!
Я очень люблю поэзию Евтушенко. Я не «шестидесятник» по возрасту. Я — «семидесятник». Мы эту страну спасли от последствий буйства «шестидесятников» и стабилизировали в хорошем смысле. Я критично отношусь к самому Евгению Александровичу — слишком легко «перевертывается», впрочем, это — ИМХО. Даже, говорят в 2010 он на Нобелевскую выдвинут. Заслужил… Но, во всяком случае, он переписал конец своей поэмы «Казанский университет», потому что там — «про Ленина». А я его (этот конец) до сих пор своим студентам читаю в подлиннике:
Склонимся же у входа в Мавзолей
Склонимся у незримых пьедесталов
Тех дочерей страны и сыновей,
Кто в зрелости не продал идеалов
Вольнолюбивой юности своей.
Люблю тебя, Отечество мое
Не только за частушки и природу.
За пушкинскую тайную свободу,
За сокровенных рыцарей её
За вечный пугачевский дух в народе
За доблестный, гражданский русский стих.
За твоего Ульянова Володю,
За будущих — ульяновых твоих
И как мои студенты на этом месте очень задумываются, задумайтесь и вы. А Дело надо будет делать…
* * *
«Не зря это озеро называют «Лох-Несс». Лохи-туристы каждый год приезжают на меня посмотреть. А меня же не существует», думала Несси, погружаясь в глубину.